Не убежишь... - Страница 15

— Ну, тогда за его сына!

Лита невольно фыркнула.

— Ты вроде не маленькая, а таких простых вещей не знаешь. Нету у нашего князя сына, только дочки, целых четверо. Остаются тебе соседские князья, среди них, может, и сыщутся молодые да неженатые, только я о таких не слышала.

— Нет уж, далеко от дома я замуж не хочу. Батюшка без меня затоскует…

— А второе какое желание?

Девочка вздохнула, глядя в землю.

— А второе, вернее, первое — маму хочу вернуть. Она у меня ласковая была, добрая, мы с батюшкой оба по ней скучаем.

— Эх, кабы и мне жар — птицу встретить…

Фаня понятливо кивнула.

— Если б встретили, я бы тебе третье желание уступила.

— Спасибо, малуша… Но знаешь — нет в этом лесу никакой волшебной птицы. Я по нему долго плутала, пока на дорогу не вышла. Птиц видела — не счесть, а ещё зайцев и даже олениху с оленёнком. А её — нет.

— Значит, это был другой дремучий лес, не наш, — рассудила девочка. — Сказать по правде, я уж и птицы никакой не хочу, хочу домой поскорее. Батюшка, должно быть, меня хватился, волнуется. Только сколько ещё до дому идти? Вечереет уж, скоро волки проснутся и начнут рыскать, добычу себе вынюхивать… Боюсь я. И устала, и есть хочу…

Лиита порылась в своём коробе и вручила бедолаге единственное, что у неё сейчас было — кусок сухого чёрного хлеба. Да и он только чудом завалялся.

— Ой, а белой булочки у тебя нету?

Делать нечего — взяла. И, как ни странно, умяла весь кусок в два счёта.

— Вот чудно, у всех чёрный хлеб невкусный, а у тебя — вкусный!

Девушка на это лишь улыбнулась. И велела вставать.

— А то и в самом деле здесь ночевать придётся…

Её надежды оправдались — изнеженный ребёнок и в самом деле ушёл не слишком далеко от края леса. Ещё час, и они уже выбрались на опушку, дальше Фаня вела сама. До деревни, а в ней — до самого богатого и красивого дома. И Литу зайти упросила: тебе, мол, всё равно ночевать негде, переночуешь у нас, батюшка добрый, только рад будет!

Насчёт последнего Лиита была крайне не уверена. Вид у неё сейчас — чучело огородное краше! То ли девка, то ли парень, грязная, от рубахи едва ли не половина осталась…

Но, к счастью, она ошиблась. Узнав, что именно она вывела из леса блудного ребёнка, почтенный Ерох едва ли не с поклоном проводил 'дорогую гостью' до свободной комнаты. Распорядился о бане и чистой одежде, пообещал накормить до отвала… Вот же, есть, оказывается, купцы — не чета Хтару и Мадиному Пупыре! Отзывчивые.

В бане Лита всю свою одёжку постирала, сушиться повесила — глядишь, к завтрему и просохнет. Принесённое работницей платье оказалось великовато, но смотрелось дорого; она даже забоялась надевать, вдруг испачкает ненароком. Однако пришлось — сказали, хозяин сам велел дать ей одно из тех, что от жены — покойницы остались. А волю хозяина надобно уважить…

К ужину девушка вышла едва ли не последней. За большим столом уже собрались все домочадцы: сам Ерох, его старушка — мать, напомнившая Лите бабу Юву, младшая сестра — вдовица с сыновьями, престарелый дядька покойной жены, няня мальчишек, няня Фани… И, конечно, сама девочка.

— Лит, садись рядом со мной!

Поклонилась, села. Купец дал гостье как следует утолить голод и лишь потом стал расспрашивать — как она встретила его глупую своевольную дочку (Фаня на это только фыркнула) и почему сама оказалась в лесу. Лукавить Лиита не стала, поведала, что направляется в Соколиный, не захотела идти в обход и в итоге поплатилась за своё легкомыслие — оказалась в плену у разбойников. Повезло, что в этот же день их логово обнаружили княжьи солдаты; во время схватки она улучила минутку и сбежала. Слушая рассказ, женщины то и дело испуганно ахали, а Ерох бросал выразительные взгляды на Фаню — смотри, мол, дурёха, и ты ведь могла на её месте оказаться. Та, похоже, призадумалась, в кои‑то веки…

После ужина Ерох попросил у Литы разрешения поговорить с ней с глазу на глаз. Кто ж хозяину перечить станет? Согласилась. Но, как выяснилось, интересовала его не возможная сглазливость гостьи. Как ни странно, за столом словно бы никто и не заметил её необычной внешности. Наоборот, с ней были ласковы, улыбались, уверили, что платье ей к лицу и сама она красавица. И ни одного тайного знака, отводящего порчу… Редко таких людей встретишь.

— Не видала ли ты часом среди разбойников главаря ихнего, что у нас Робягутом прозвали? Как он, жив ли? Он среди всех выделяется, такой…

— Знаю, о ком говорите, — сникла девушка. Отступившая ненадолго тоска снова накрыла с головой, сжала сердце тесным железным обручем. — Видела всё… Убили его солдаты. И дом их сожгли.

Тут Ерох снова её удивил. Вместо ожидаемого 'так и надо лиходеям!', вздохнул тяжело.

— Жаль… Хороший мужик был.

— Неужто вы с ним знались? Он же…

— Да знаю. И что ж с того? Зато поговорить с ним было одно удовольствие. Неглупый он был, повидал много. Грабил — да, но не лютовал, как другие, жизнь человечью ценил, слабых в обиду не давал. Мы с ним на свой лад дружили даже… Да ты, верно, не поймёшь.

— Почему ж, как раз я и пойму…

Рука стиснула на груди мамины бусы, и взгляд купца поневоле переместился вослед.

— Так ты его дочка?!

Не думала Лита, что отец кому‑то рассказывал так подробно про свою жизнь. А сейчас это только на руку оказалось: Ерох метнулся в другую комнату и торжественно вручил ей увесистый кошель серебра. Гиор‑де оставлял у него на сохранение, значит, он теперь её. Лиита даже растерялась — столько денег разом она за всю жизнь ещё не видела. Пробовала отказаться — и слушать не захотел. Заодно вспомнила и про всученный отцом перед побегом мешочек, развязала и ахнула — самоцветы! Ерох камнями полюбовался и уверил, что стоят они дорого, потому как все до единого крупные и чистого окраса.